Когда умирает близкий человек, испытываешь порой чуть ли не вспышку возмущения: «Да как же это так? Как он мог? Внезапно, без предупреждения?! А как же я теперь буду?..»
Буду – что? Какая часть моей жизни искала – и находила – опору в личности, в таланте, в стихах и статьях Льва Лосева?
Так совпало, что последнее письмо ему я отправил в начале мая, именно в тот день, когда болезнь окончательно свалила его. В письме я в очередной – в двадцатый – в сотый раз, после распросов о здоровье, обращался к нему с просьбой осветить своим Вергилиевым фонарём одну тропинку в бескрайних джунглях истории русской литературы. (На этот раз: почему следователь, разбиравший дело об убийстве пастуха быком в поместье Толстого, взял с владельца подписку о невыезде? Каким образом в это дело можно было замешать Толстого, бывшего в отъезде в момент происшествия? И почему через год в поместье снова бык убил пастуха? Что это за Тульская коррида какая-то?)
Таких или подобных писем-запросов в нашей переписке, покрывающей 25 лет, весьма много. Есть, конечно, и другие: по поводу издания в моём издательстве «Эрмитаж» первых сборников его стихов «Чудесный десант» и «Тайный советник», по поводу подготовки набора его книги «Эзопов язык в современной русской литературе» (вышла по-английски), по поводу его замечательной биографии Иосифа Бродского (поэт о поэте!). И в письмах, и при личных встречах я успел, кажется, сказать ему много тёплых дружеских слов. Но про одно так и не успел – не нашёл повода – сказать: про то, каким безупречным камертоном был его литературный вкус для меня во все эти годы, как каждый его комментарий к прочитанному, написанному, услышанному ложился раз за разом «в десятку», «в десятку». И как же я теперь буду без этого?

10 мая, 2009, Пенсильвания, США