Татьяна Бонч-Осмоловская родилась в Симферополе. Закончила Московский физико-технический институт (1980- 1987) и французский университетский колледж (1999-2001). Работала в Объе- динённом институте ядерных иследо- ваний, издательствах "Мастер", "Свен- та", "Грантъ". Кандидат филологичес- ких наук (диссертация о творчестве Раймона Кено, РГГУ, 2003). Вела авторский учебный курс комбинатор- ной литературы на факультете гуманитарных наук, МФТИ. Член кон- сультативного комитета ISA (Internati- onal Symmetry Association). В настоя- щее время - аспирант UNSW (Сидней, Австралия).

Машина легко шла в гору. Да и то сказать, горы тут были не слишком высокими, скорее высокие холмы, чем-то похожие на крымские, где Илья отдыхал у бабушки. Разве что росли на здешних склонах не кедры, а эвкалипты. Их серо-зеленые стволы гнулись в сторону дороги, а кроны трещали на ветру одноцветно тусклыми листьями.
Внизу серело в вечерней полумгле озеро, а на тёмно-зелёных склонах дальних гор лежали густые тяжелые облака.
- Папа, открой окно! - потребовала Катя с заднего сиденья.
- Открой окно, пожалуйста, - поправила ее мама.
- Ваф-ваф-ваф, пожалуйста, - Катя скорчила рожу, и Илья подумал, что теперь её точно накажут, но папа уже нажал на кнопку, и стекло поползло вниз, впуская жаркий степной воздух, пахнущий выгоревшей на солнце травой.
- Совсем как в Крыму, - зажмурился мальчик.
- Да, похоже, - согласилась мама.
Илья вздохнул. Два года назад родители привезли его на другой конец земли, в Австралию, а он так и не понял, зачем. За два года он уже привык к новому месту, и свободно заговорил по-английски, и купался в море, солёном и с такими сильными волнами, что толком и не поплаваешь-то. Он видел диких кенгуру в лесу, и гладил коалу, и с руки кормил опоссума. И все же он помнил и холодную землю, где двенадцать лет назад появился на свет. Снег там лежал пять месяцев в году, и он катался на лыжах по заснеженному лесу. Тропа шла между ёлок, лапы их сгибались под тяжестью снежных варежек, каждая лапа под своим пушистым одеялом. Когда небо спало под покрывалом серых туч, лес становится задумчивым и тихим, а когда выглядывало солнце - расцветал алмазами слепящих искр, по тысяче на каждой ветке, так что глаза слепило.
- Катя! - Илья обернулся к сестре, - а ты снег помнишь?
- Какой снег? - спросила она.
- Ну снег, такой белый.
- Не-а, - уверенно ответила девочка, которой недавно исполнилось пять, - а что?
- Сейчас конец декабря. В это время у нас всегда шел снег, очень холодный...
- Холодный? - повторила девочка. - А зачем?
- Потому что Новый Год - это когда зима, и снег, и ёлка, и Дед Мороз со Снегурочкой.
- You mean, Santa? - говорить с братом Катя предпочитала по-английски, и Илья ответил ей так же.
- Santa, yes, Santa comes on the sleight on deers, don't you remember? By snow!
- I want to see Santa coming by snow! It's unfair! - завопила девочка. - Почему это к Илье Санта приезжал со снегом, а ко мне нет?
- Потому что тут снега не бывает, и Санта ездит на... - мама задумалась, - на кенгуру?..
Но папа уже сворачивал с трассы и останавливал машину.
- Приехали.

Папа завёл машину за ограду и направился в здание администрации. Дети выскочили осмотреть территорию. В кемпинге было тихо и безлюдно. Домики-вагончики выстроились несколькими рядами вдоль дорожек. Катя тут же углядела неподалеку детскую площадку с турником и качелями и помчалась было туда, но мама её остановила:
- Подожди, вон уже папа идёт.
Папа вышел вместе с администратором, крупным человеком в рубашке с короткими рукавами и светлых шортах, грузно шлёпающим по дороге.
- Домик двадцать пять. По этой дорожке третий справа, - показал администратор. - До свидания, - бросил он напоследок и меланхолично, как сухопутная черепаха, пошлёпал обратно.
Папа распахнул дверь:
- Заходите.
Внутри домика оказалась одна широкая кровать и три узкие, расположенные одна над другой, как в поезде. Еще там были маленький холодильник, плита и раковина.
Дети залезли во все уголки и, убедившись, что больше ничего интересного в домике нет, выскочили наружу.
- Осторожно, живот мне насквозь пробьешь! - охнул кто-то, поднимающийся по лестнице в домик.
- Здравствуйте, дядя Паша, - протараторила Катя и тут же проскочила мимо.
- Здравствуйте, дядя Паша, - повторил Илья, - здравствуйте, дядя Сережа.
- Это смерч, а не девочка! - всплеснула руками мама, выглядывая из вагончика. - Привет, ребята!
- Привет! Как добрались?
Илья понял, что их никто не держит, и направился к игровой площадке вслед за Катей. Та уже висела на турнике, перебираясь на руках от одной перекладины к другой, и он просто обязан был тоже пройти за ней следом. Потом они качались, кто выше, и ещё немного катались на горке, хоть Илья и считал, что это для маленьких. Однако к тому времени уже совсем стемнело, и лететь с горки приходилось во тьму, неизвестно куда, так что дух захватывало.
Когда они вернулись к домику, родители уже накрыли на стол и обсуждали планы на завтра.
- Мойте руки и садитесь, - сказала мама.
- Я предлагаю идти длинной дорогой, - продолжил разговор Сергей.
- А мы дойдем там с детьми?
- Как раз там и дойдём - двенадцать километров туда, и девять обратно. Туда - сначала вниз до реки, потом подняться до перевала и постепенно до вершины, несколько подъемов и спусков вдоль гребней. А обратно - спокойно, полого вниз.
- Я слышала, к вечеру похолодает: от двадцати до нуля. Нужно спуститься дотемна, - беспокоилась мама.
- А как же! Выедем отсюда в десять. Доберемся до стоянки к одиннадцати, до вершины дорога на пять-шесть часов, обратно часа на два, - ответил папа. - Дорога простая, вымощенная жёлтым кирпичом, - усмехнулся он, - успеем нормально, засветло, когда ещё тепло будет.
- Отлично! - воскликнул Паша. - Тогда ещё по одной?
- Дети, вы поели? - обернулась мама, - тогда всё, ложитесь. Вы слышали, завтра рано вставать.
- Чур, я на верхней полке, - вскочила Катя.
- Хорошо, хорошо, - согласилась мама. - Илья, ты где будешь спать?
- На нижней.
- Тогда идите чистить зубы, и марш в кровати.
Катя забралась наверх и сразу заснула, несмотря на громкое пение за окном.
"Ой, мо-ороз, мороз, не мо-орозь ме-еня, не мо-орозь, ме-еня-а, мо-оего-о, ко-оня..." - запевал глубоким, едва ли не оперным, басом Павел, а остальные подтягивали: "Не мо-орозь ме-еня-а, мо-оего-о коня...".
В чинной тишине кемпинга звуки разносились вольно и мощно, отражались от гладкой поверхности ночного озера и возвращались эхом: "мо-оего-о коня...".
Илья закрыл голову подушкой.
- Я, конечно, понимаю и ценю хоровое пение, - услышал он рядом с вагончиком голос администратора, - но в десять вечера у нас отбой, и если вы продолжите петь, я вызову полицию.
- Они уже прекратили, - вмешалась мама, - больше ни звука не будет.
Администратор, недовольно сопя, удалился.
- Все, ребята, по палаткам, спать пора.
- Да ну, Ир, детское время еще.
- Такие тут законы, надо их соблюдать.
- А мы в лес пойдем, - предложил Павел, - там нам никто петь не запретит.
- Точно, - согласился Сергей.
- Нарушители вы, - вздохнула мама, - никак не научитесь правила соблюдать.
Родители вернулись в вагончик, а песня ещё звучала, но издалека, еле слышно.

Утром солнце встало над озером, в его лучах засияли большие, в пояс человека, цветы, похожие на ярко раскрашенные соцветья подорожника. Некоторые растения тут напоминали привычные, только выросшие вдесятеро, как в стране Лилипутии, где гвоздики стали пальмовыми деревьями, а алоэ убежало с бабушкиного подоконника и встало полутораметровым кустом у дороги.
А озеро сверкало в утреннм свете, как огромное зеркало в прозрачно-голубой оправе небосклона. Только горы были все ещё затянуты тяжелыми облаками.
- Идём? - спросила мама.
- Конечно, - бодро ответил папа. - Собирай детей.
Однако собирались они еще долго - позавтракали, потом еще немножко позавтракали, потом выпили чая, и ещё немного побегали от машины к домику, забрасывая вещи.
- Будто на неделю собираемся, - Илья наклонился к Кате.
- Поехали уже, - закричала девочка.
Наконец они отправились. Старый форд, везший Павла и Сергея, ехал впереди, а их машина - следом. Дорога петляла по склонам гор, постепенно забираясь вверх. Эвкалиптовые рощи сменились кустарником, потом густо-зелёными лугами, испещренными крупными серыми камнями. Временами встречались небольшие селения, просто туристские базы. Наконец отец остановил машину у последнего ряда домиков:
- Прибыли! - бодро заявил он. - Дальше дороги нет, только священные аборигенские тропы. Одевайтесь, наверху холодно.
- А где тёплая одежда? - спросила мама.
- Нет, это я хотел тебя спросить, куда ты положила теплую одежду? - родители в недоумении уставились друг на друга, а потом отец швырнул рюкзак под ноги:
- Я придумал поехать, я разработал маршрут, я вас сюда привез, я... - он зашёлся от гнева.
- Я завтрак готовила, я думала, это ты собираешь тёплые вещи...
- Илья, вытащи плеер из ушей! - отец обернулся к мальчику. - Открой рюкзак! Ты куртку взял?
- Я... я не знал, - пробормотал мальчик.
- Две книжки и яблоко! Зачем, ну зачем тебе в горах книжки? Что ты с ними будешь делать - костёр растапливать? Ты насколько тепло одет?
- Да вроде нормально, - пожал плечами Илья.
- Тогда бери рюкзак и бегом догонять ребят, они только что вышли, думали, мы тоже уже идём. Скажи им, мы их скоро догоним. Попроси подождать нас, может, у них есть что-нибудь тёплое. Да иди быстрее, не то не догонишь!

Илья подхватил рюкзак и бросился вниз по тропе. Дорога, хоть и не из желтого кирпича, все же была вымощенная ровными серыми камнями, гладкими и хорошо пригнанными друг к другу. Шаг за шагом Илья спускался к речке, блестевшей серебряной змейкой далеко внизу. Одет он был только в джинсы и водолазку и лёгкую куртку, которые легко трепал ветер. Спину мальчику прикрывал пустой, с одним только яблоком и парой книжек, рюкзак, от него было теплее, только яблоко при ходьбе стучало по позвоночнику.
Каменная дорожка змейкой подбегала к реке и поднималась с другой стороны. Там шли какие-то люди, неразличимые с этого берега, и Илья заторопился. Наверно, это Павел с Сергеем, подумал мальчик, он скоро их догонит.
Но дойдя до воды, он остановился в задумчивости. Как же он будет переходить на ту сторону... Впрочем, река не выглядела бурной и опасной. Весной или осенью она, может, и разливалась в полную силу, но сейчас это был просто ручеек шириной метров в десять, поперек которого кто-то уложил ряд крупных камней. Камни выглядели ровными, а их верхушки высоко выступали из воды, даже не мокли от брызг. Илья ступил на первый из камней, ощущая под ногами его надежную поверхность. Он перешагнул на следующий, потом ещё на один, и так, не поднимая головы от каменной дорожки над водой, быстро перебрался на другой берег.
Теперь дорога стала забираться вверх широкими ступеньками, как лестница. Илья прикинул, что до вершины его отделяет шагов триста, и принялся мерно считать: "Раз, два, три...". Он сбивался с дыхания на ходу и начинал со случайного числа заново: "Сто пятьдесят один, сто пятьдесят два...". Через шагов четыреста он обнаружил, что то, что казалось ему вершиной - было всего лишь поворотом на гребне горы, и за этим поворотом открывается ещё один склон, всё также вздымающийся ввысь. Тропа продолжала карабкаться на гору, вершина которой тонула в клочьях серого тумана. Мальчик остановился, и ветер тут же снова ударил ему в грудь.
Только тогда Илья обернулся назад и - не увидел родителей. "Они ведь пошли в гору? Не могли же они бросить меня тут одного?", - испугался он.
Вокруг громоздились крупные камни, поднимавшиеся к пирамиде ближайшей вершины. Склон порос низким кустарником и крошечными ромашками с серебряными листьями, будто покрытыми металлическим инеем. Илья даже потрогал одну - нет, обыкновенные листья, никакие не металлические и не замерзшие. Как холодно тут было! Солнце скрылось в облаке, укрывавшем вершину, а тропа терялась за новым поворотом, за которым он уже и не надеялся увидеть перевал. А ветер! Какой злой и холодный ветер властвовал в горах! Особенно по отношению к одиноким мальчикам без теплой одежды!
Неужели он оказался в горах один? В совершенно незнакомом, чужом месте, где и не живёт-то никто? В диких горах, на страшной тропе! И что ему теперь делать? Возвращаться? Папа говорил, надо спуститься к реке, потом подняться, потом дойти по перевалу до вершины, и все. Но он уже спустился, и поднялся. "Наверно, скоро будет гора, - решил мальчик, - добегу до вершины, а вернусь краткой дорогой. Всё в порядке, - успокаивал он себя, - всё будет хорошо".
Он продолжил путь. Но ветер набрасывался всё сильнее. Руки у него мёрзли, а ноги болели от ходьбы. Такого одиночества Илья ещё в жизни своей не испытывал. Ни души, ни человека вокруг, одни серые камни среди ярко-зелёных кустов, и тропа, ведущая вверх и вверх. Илья снял рюкзак, достал из него яблоко и принялся жевать на ходу. От сладкого яблока стало немного теплее. Обкусав огрызок со всех сторон, Илья с сожалением вздохнул, размахнулся и зашвырнул его в заросль низкорослых цветов у большого придорожного камня, поросшего бледно-желтым лишайником.

- Ах! - раздалось из-за камня, да это, удивился Илья, был вовсе и не камень, а две старухи, сидевшие к нему спиной.
Старухи, кряхтя, поднялись на ноги. Их лица были серыми и морщинистыми, чуть не поросшими лишайником, а платки, укрывавшие плечи и тело, вылиняли и стерлись от времени и сливались цветом с каменным склоном. Неудивительно, что он их не заметил, и все же ему стало стыдно, что он швырнул в них огрызок, и он почувствовал, как его щеки заалели, как только что съеденное яблоко.
- Ах, ах! - бормотали старухи, - собирай палки, собирай копалки, скоро солнце взойдёт, которое мы родили, скоро горы поднимутся, которые мы создали, скоро родятся наши дети...
Одна старуха нагибалась и поднимала с земли круглые камешки, и складывала их в сумку на поясе. Она подняла из травы огрызок яблока, осмотрела со всех сторон и засунула в рот. Морщины на её лице углубились, а рот растянулся к ушам - старуха улыбалась.
А другая продолжала петь:
- Дети-эму, дети-кенгуру, дети-коалы, и дети-опоссумы...
Первая старуха дожевала яблоко и подхватила вместе с ней:
- Дети-змеи, дети-крокодилы, дети-пауки и дети-лягушки...
Старухи шли очень быстро. Они пели, и нагибались, и поворачивались, как в танце, но двигались вперёд по тропе с такой скоростью, что Илья никак не мог их догнать.
- Палки-копалки мы дадим нашим детям, перьями украсим их головы и пояса, мы их увидим, мы их научим, вырастут, вырастут наши дети, - пели старухи.
Вдруг Илья понял, что старухи на самом деле очень далеко, и что они огромные, чуть не с гору величиной, а то, что первая старуха складывает в свою сумки, были совсем не мелкие камешки, а весьма и весьма крупные куски скалы.
Илья в ужасе остановился, но тут остановились и повернулись к нему и старухи. Та, что собирала камни, протянула огромную серую руку и схватила мальчика. Крепкие, будто каменные пальцы подхватили его поперёк тела и легко, как мягкую игрушку, подняли в воздух. Он зажмурился, вцепившись в палец толщиной в дерево. Старуха держала его крепко, и совсем не сжимала, но он всё же боялся вздохнуть - а вдруг тогда она его съест, как давешний огрызок! И глаза открыть боялся, пока вдруг вокруг не стало тепло, а далеко сверху раздалось громкое пение: "Дети-эму, дети-кенгуру...".

Он был внутри старухиной сумки. Здесь действительно было тепло и слышался мерный шум, будто работали большие насосы. Мальчик открыл глаза, но почти ничего не увидел. Он лежал на куче крупных камней, которые старуха сложила в сумку до него. Камни были теплые и шероховатые, словно крупные яйца каких-то крупных птиц, а звуки раздавались изнутри яиц. Илья прижался ухом к теплой скорлупе. Интересно, а кто там, за каменной оболочкой, подумал он. И когда они собираются вылупиться? И где они все сейчас находятся? Камни лежали так устойчиво, каждый на своём месте, что Илья подумал, что они, возможно, там, где и должны быть такие большие камни - под землёй. А возможно, он вместе с камнями летит сквозь землю и скоро вынырнет с другой стороны земного шара. Вот только интересно - если провалиться сквозь землю в Австралии, где выскочишь наружу? Какая точка находится с той стороны глобуса? Наверно, это где-то посреди Атлантического океана. Хорошо, конечно, а то приятного мало, головой землю пробивать. Но всё же - кого он там встретит? Водятся ли там акулы? А если нет акул, то кто есть? Море, волны, большие-большие, просто огромные волны, как горы, падают сверху вниз, а он просто плывёт, даже без плота, а сверху падает, падает огромный корабль, с трубами, а на нём всякие животные, каждого по паре, и все сверху на него сыплются, сначала Илья, а потом разные звери, а море заворачивается в воронку, это дыра сквозь центр земли, и они все туда падают. "Да, - подумал он, - сейчас точно будет куча-мала с малышней наверху. А вот когда мы пролетим центр земного шара и примемся падать обратно в Австралию, тогда уже они будут внизу, а я наверху".
- Ура! - закричал он, - падаем! Раз, два, три! Куча-мала, чур, я - сверху!
И точно, куча-мала образовалась с ним поверх остальных.

Вот визга-то было!
Наконец все разобрались, где чья нога, где хвост, где голова, и встали в большой круг.
- Привет! - сказала крупная рыжая мышь, стоящая на задних лапах. - Я - сумчатая мышь.
- А я, - сказал другой зверь, очень на неё похожий, но ростом выше мальчика, - кенгуру.
- А я - пингвин, - сказал пингвин.
- А я крокодил, - сказал крокодил и заплакал.
- Чего ты плачешь? - удивился мальчик.
- Я плачу, потому что по законам тотема я могу жениться только на девушках нашего племени, а они мне не нравятся, крокодилицы страшненные!...
- А как вы узнаёте, кто какого тотема?
Наступила тишина.
- Как это, как узнаём? - сказал крокодил, нервно колотя хвостом по полу. - Знаем. Ты вот какого тотема?
- Я не знаю, - ответил мальчик.
Крокодил даже плакать перестал:
- У тебя нет тотема? Тогда я могу тебя съесть, и никто за тебя не вступится, - его глаза загорелись красными угольками, и он повёл носом, будто разыскивая Илью по запаху.
- По-моему, он - эму, точно: эму, - внимательно поглядев на мальчика, сказала длинноногая птица с серыми перьями.
Крокодил завыл в голос:
- Я люблю эму, это я не в смысле еды, я хочу жениться на эму!..
- Ты не можешь, ты не моего тотема, - отрезала эму. - Вот он должен на мне жениться.
- Я не хочу жениться, - попятился Илья, - мне всего двенадцать...
- В двенадцать лет, - вступил в разговор кенгуру, - мальчик становится мужчиной.
- Но я ещё школьник, я в школу хожу...
- Ишь чего выдумал, в школу, - отмахнулась эму, - ты сколько лет уже учишься?
- Шесть, - ответил Илья.
- И что ты умеешь делать? Воду палкой-копалкой умеешь добывать?
- Нет.
- А бумеранг кидать?
- Нет, - признал он.
- Столько лет учишься, а так ничему нужному и не научился. Тебе и правда еще рано жениться. Ты еще из яйца не вылупился.
Звери закивали. Илья нахмурился. Он хотел возразить, но никак не мог придумать, что же ему сказать. Только он собрался открыть рот, как в сумку опустилась огромная серая рука и принялась шарить по головам животных. Она нащупала эму и потащила его вверх.
- Прощайте, друзья, увидимся на земле! - успела крикнуть птица.
Следующим вытащили пингвина, потом пеликана. Наконец сумка совсем опустела. Напротив Ильи сидел только крокодил с красными от слёз глазами.
- Ты снова плачешь? - присмотрелся мальчик.
- Даже тут не повезло, все уже по норам попрятались. Когда я там появлюсь, как я их отыщу?
- А ты вырой себе самую глубокую нору, глубже их всех, и найдёшь, - сказал мальчик, - а ещё лучше просто спрячься в реке, они же будут приходить напиться, и там ты их и подкараулишь.
Крокодил перестал рыдать:
- А ты точно уверен, что ты эму, а не крокодил? - с подозрением спросил он. - Уж больно ты хорошо в наших обычаях разбираешься.
- Я, - хотел объяснить мальчик, но тут в сумке снова появилась рука и схватила его самого. - Ай-ай! - закричал Илья, но старуха уже опустила его на землю и в два шага скрылась за поворотом.

Он лежал на сером камне, а перед его глазами покачивался желтыми лепестками круглый цветок. Рюкзак лежал рядом. А ещё рядом с ним лежал венок из серых перьев, пахнущий необычайно ароматно и сладко. Илья надел ароматный венок себе на голову и попытался подняться, но, почувствовав головокружение, тут же снова присел на камень. Он был уже высоко в горах. Тропинка тут была не каменная, а просто вытоптанная в траве, но по-прежнему хорошо различимая на склоне. Здесь почти не дуло, и солнышко грело, и было почти тепло.
Сидя на камне, Илья внимательно присматривался к желтому пятицветию, качающемуся у его ног. В глубине цветка деловито жужжала пчела. Илья пошарил в волосах, вытащил из венка небольшое серое перо и протянул пчеле. Пчела тут же перестала гудеть и села ему на палец.
- Нравится? - спросил Илья. - Можешь забирать себе, у меня ещё много есть.
Пчела слетела с его руки вместе с пером.
- Ха-ха-ха! - раздалось из цветов.
Илья прикрыл глаза рукой, всматриваясь против солнца. Наконец он разглядел странную девушку, с кожей переливающейся, словно собранной из маленьких драгоценных камней или кусочков льда. Девушка была небольшого роста, даже ниже мальчика, но держалась очень высокомерно.
- Здравствуйте, - машинально произнес Илья.
- Привет! - ответила девушка, - ты какого тотема?
- Я, - задумался Илья, - кажется, эму.
- Хорошо, - кивнула девушка. - Я тоже. Будем жить вместе.
- Вместе? - растерянно переспросил Илья.
- Ага, - кивнула девушка, - тебя как зовут?
- Илья.
Она рассмеялась:
- Илиа-алиа. А меня - Гуригуда.
Гуригуда достала из-за пояса палку и протянула Илье.
- Умеешь копать? Смотри, - она воткнула палку в землю и нажала, - этот вот корень очень вкусный, - она показала на светло-зеленый кустик, росший за большим булыжником у дороги. У тебя странная сумка, на спине, - заметила она. - Так удобно? Ну, ладно, складывай корень в сумку и пойдём. Дома пожарим.
- А где твой дом?
- Там, за горой, у озера, - она махнула рукой. - Ты еще улиток собирай, если увидишь, они тоже вкусные.
Она скользила среди цветов, словно танцевала, и пела ту же песню, что и давешние старухи:
- Дети-эму, дети-кенгуру, дети-опоссумы и дети-коалы...
Илья стал ей подпевать: "Дети-эму...", но она резко остановилась:
- Что ты? Что ты? Это же женская песня. Мужчины ее не поют. Плюнь немедленно.
Он послушно сплюнул.
- А почему за тобой пчела летит, как привязанная?
Илья обернулся. У его уха жужжала пчела.
- Она не со мной, она сама по себе.
Он пошарил в голове и протянул пчеле еще одно маленькое перо. Та зажужжала громче, схватила перо и полетела вперед. Ветер трепал ее, но пчела возвращалась на свой курс. Ветер дул с такой силой, будто готов был расплющить ребят о гору, или дать им крылья, лететь между скал. Они уже забрались так высоко, что вершины окрестных гор виделись на уровне их глаз. Вершины были отлогие, поросшие высохшей желтой травой, и усыпанные светло-серыми камней.
- Скажи, - спросил Илья у девушки, - а какая из этих вершин самая высокая?
- Кто же может измерить гору? - удивилась та. - Сегодня эта самая высокая, завтра - другая. Наши предки прошли тут и остались в них. Когда предки вздыхают во времени сновидений, или поворачиваются, или переминаются с ноги на ногу, эта гора становится выше, та ниже. Кто может сказать, какая сегодня самая высокая? Пойдем лучше, дом уже близко.

И они снова шли вверх по тропе. За следующим поворотом, на вершине заросшей травой горы, встал ряд камней, каждый выше человека, будто зубы гигантской челюсти. Зубы угрожающе кренились в их сторону, и Илья искренне надеялся, что их путь лежал не туда.
Тут над его плечом снова зажужжала пчела и пролетела мимо него как раз к каменной челюсти.
- О! - сказала Гуригуда и выжидающе посмотрела на мальчика, - мы нашли мёд.
Илья в изумлении уставился на неё.
- Где?
- Да вон же, вон там у них гнездо, и ты можешь добыть мёд, - улыбнулась девушка.
- А могу не добывать? - на всякий случай спросил он, но по её лицу понял, что она не поняла вопроса.
- Хорошо, - вздохнул Илья, снял из головы венок и стал методично вырывать из него перья. - Надеюсь, этим пчелам они тоже понравятся, - сообщил он Гуригуде, но та, не теряя времени, выкапывала корешки.
Еще раз вздохнув, он направился к камням. Гладкие глыбы нависали над головой, как челюсть великана, по рассеянности забывшего их на горе. Илья вспомнил о старухах. Не они ли тут прошли? Может, это их Гуригуда называла предками, которые создали всё вокруг, и сами тут остались. Если даже и так. Горы есть горы, а камни есть камни, а пчёлы...
Пчёлы мерно гудели в тени под камнями. Илья смотрел, как они деловито скользят внутрь и наружу из круглого гнезда, а потом, зажмурившись, швырнул в воздух охапку перьев. Перья заскользили, как хлопья серого снега, жужжание на миг смолкло, а потом зазвучало по-иному.
Пчелы будто взбесились. Бросив свои дела, они летали взад-вперед за серыми снежинками перьев, хватали и тащили их, сражаясь друг с другом за обладание ароматной драгоценностью.
Илья осторожно открыл глаза и, убедившись, что пчелам не до него, аккуратно взял гнездо с медом и положил в рюкзак. Он даже не стал закидывать рюкзак за спину, просто взял за тесемки и медленно, стараясь не привлекать внимания пчел, пошел вниз, к тропе.
Гуригуда прыгала от радости.
- У нас есть мёд, у нас есть мёд, - пела она. - Побежали, дом уже близко.
Девушка, как лань, помчалась с откоса, заросшего звёздочками остролистых цветов. Илья побежал вслед за ней, пока пчелы не спохватились.
Стена камней по бокам тропы стала совсем отвесной, с острыми камнями, выпирающими из склона, а где-то там, далеко внизу, между пологов гор, чернело озеро.
- Нет, нет, - попятился Илья, - я не хочу туда, не надо спускаться. Мне надо дальше, наверх по тропе, - он махнул рукой в сторону вершины, выше которой в окрестности, а значит, и на всем континенте, не было.

Вдруг над их головами прогремел гром, и хотя с неба не падало ни капли дождя, во всю ширину озера и на всю высоту неба поднялась радуга.
- Спасайся! - закричала Гуригуда. - Это радуга-змей, он пришел проглотить нас.
Тёмная туча затянула пол небосклона, и под её сводом кожа девушки поблекла и перестала искриться. Она принялась карабкаться обратно, вверх по склону.
Илья бросился ей навстречу. Вдруг радуга поднялась на одной из своих опор, а вторую занесла над ними, как гигантскую пасть. Зев чудовища надвинулся на них, его радужное тело пронеслось мимо лица мальчика, и он успел заметить, какая она твердая, и холодная, и колючая, как острие ножа. А потом пасть закрыла небо и горы, и поглотила их обоих.
Внутри змея было совершенно темно. Не так темно, как в закрытой комнате, и не так темно, как ночью в лесу, а абсолютно и совершенно темно.
- Гуригуда! - тихо позвал Илья.
- Я здесь, - так же тихо отозвалась она.
- И мы здесь! Мы здесь! - раздалось впереди.
- Кто тут? - всмотрелся в темноту Илья.
- Это я - сумчатая мышь.
- Это я - кенгуру.
- Это я - пингвин.
- Ой-ой-ой, - раздались рыдания.
- Это ты, крокодил? - спросил Илья. - Почему ты плачешь?
- Тут лежит Байаме, и я плачу над ним.
- Он что, умер? - спросил Илья.
- Конечно, нет, - хором ответили звери. - Байаме не может умереть. Просто он спит, потому что устал и ничего не ел. А нам нечем его накормить.
- У меня есть мёд! - вспомнил мальчик.
Он наощупь достал из рюкзака пчелиное гнездо и вслепую протянул вперёд. Вслед за мёдом из гнезда вылетела маленькая пчела. Она, наверно, спала внутри и не слышала, как гнездо вместе с ней самой унесли из-под зубастых камней.
Пчела рассерженно покружила вокруг: "Ж-ж-ж!", потом вдруг настала тишина и раздалось: "Ой!".
Кто-то большой зашевелился рядом, и вдруг внутри змея стало светлее, словно зажглись яркие фонари.
- Байаме! Байаме проснулся! Он открыл глаза! - зашумели звери.
Теперь Илья видел, что творится вокруг. Мокрые и ёжащиеся от холода, звери прыгали и обнимали друг друга.
- Байаме, Байаме проснулся! - пели они.
Байаме обвёл всех глазами, круглыми, как маяки. Куда он смотрел, там тут же становилось тепло, шерсть зверей высыхала, и от неё шёл пар. Но самое замечательное случилось с Гуригудой. Под взглядом Байаме она засверкала, заискрилась, кожа её вновь покрылась драгоценными камнями или льдинками, и она улыбнулась Байаме.
Он улыбнулся в ответ и встал на ноги. Теперь стало видно, что все они стоят на густой черной траве, на поле без конца и без края, без стен и потолка.
- Где мы? Как мы выберемся отсюда? - испугался Илья.
Но Байаме уже достал из-за плеча большую деревянную трубу, украшенную узором красных точек, и, вдохнув побольше воздуха, принялся дуть.
Звери под гудение трубы закружились по кругу. Илья танцевал вместе с ними, прыгая и поворачиваясь в такт.
- У-у-у, - гудел Байаме, и трава под их ногами раскачивалась, раскачивалась. Становилось жарко, со зверей градом лил пот, но они всё сильнее били лапами в пол. Гуригуда вертелась так, что блестки на её коже сливались в сверкающие полосы, сияющие в свете глаз Байаме.
- У-у-у, - звучала труба Байаме, и вдруг трава под их ногами исчезла.
- А-а-а! - закричал крокодил, проваливаясь в воронку.
Но Гуригуда подхватила его на руки, девочка стала большая, больше даже Байаме, и прозрачная, все звери поместились в её руках, и вместе с ней полетели в чёрную дыру. Они летели и поворачивались в воздухе, как в тёплой реке. Падали или поднимались, тонули или ныряли, Илья не мог бы сказать. Они кружились и переворачивались, словно на перине. Через минуту они уже стояли на вершине, высоко, выше всех, на самой высокой из окрестных гор, а значит, и всего континента. Змей-радуга сверкал кольцами у озера далеко внизу. Все звери были тут, только Гуригуды с ними не было.
Насквозь мокрые звери продолжали кружиться в танце, а Байаме играл им:
- У-у-у...
Поворачиваясь и выгибаясь, звери по одному выходили из круга и исчезали с вершины - кенгуру, пингвин, крокодил... Наконец наверху остались только Илья и Байаме.
- Испытание закончилось, - отложил трубу Байаме, - ты прошёл этот путь.
- А как же Гуригуда? Где она? - Илья чувствовал, как по его щекам катятся слёзы.
- Она пролилась дождем, когда несла нас из чрева змея-радуги, - объяснил Байаме. - Видишь эти камни на горе? Вон те, сверкающие? - он указал на кристаллики кварца, блестящие на тропе. - Она была застывший свет и ушла в землю, и скоро снова выйдет из земли теми же камешками.
- Как свет из твоих глаз? - догадался Илья.
Байаме кивнул.

Рисунок Сергея Самсонова

- Ну, хорошо. Нам пора прощаться. Я остаюсь здесь, это моё место, - сказал он, - а тебе пора идти к своим. Хочешь попросить меня о чем-нибудь?
- А можно попросить тебя о чуде? - решился Илья. - Моя сестра забыла, как выглядит снег. Ты можешь вызвать для неё несколько снежинок?
- Я? Конечно, нет. Даже если бы захотел. Но змей-радуга может, и даже без твоей просьбы. Ты его изрядно разозлил. Вот только на нескольких снежинках он не остановится. Скоро вон из того серого облака за горой посыплется много снега, целая снежная буря. Твоя сестра... - Байаме встал и всмотрелся вдаль, - идёт с родителями по той стороне горы. Им ещё далеко до вершины, им ведь не помогают наши предки, матушка Мутинга и Гуригуда, - он подмигнул Илье. - Они уже замерзают на ветру, а уж когда пойдёт снег... - он умолк.
- Я побегу к ним! - вскочил Илья.
- Стой, сумасшедший, ты куда? - Байаме поймал его за рукав.
- К ним навстречу!
- И чем ты им поможешь, если встретишь? Теплой одежды у тебя нет, по воздуху ты их перенести не можешь...
- Спасатели! Я вернусь в лагерь и вызову спасателей с вертолётом.
- О, вот это уже лучше. Только помни - в горах не беги, горы этого не любят. - Байаме бросил взгляд глаз-маяков вверх, в синеву неба, и оттуда полыхнула молния. - Прощай! Помни - ты можешь приходить сюда, когда захочешь. Твоё племя всегда примет тебя. Помни, какого ты тотема.
- Прощай! - быстро обнял его Илья и стараясь не бежать, стал спускаться с вершины.

Обратный путь - девять километров, вспомнил он вчерашние слова отца. Дорога простая, спокойно вниз. За сколько он сможет ее пройти, часа за два? А спасатели - о, только бы они были на месте, но они же должны быть на месте, но за сколько времени они соберутся, они должны быстро собраться, они всегда должны быть готовы к выезду, к вылету - мы же полетим на вертолёте. Но как мы разыщем моих родных? А если пойдёт снег? Их занесёт снегом, и они заснут и замерзнут.
Илья вздрогнул - от порыва холодного ветра и от ужасов, которые успел навоображать. И прибавил шагу, едва не побежал.
Дорога, пологим серпантином петлявшая вдоль горы, была теперь довольно широкой, даже колея на земле виднелась.
- Ой, - вскрикнул Илья, когда за очередным поворотом дороги врезался в человека в мятой шляпе, склонившегося над растением у дороги.
- Осторожно, молодой человек, - сказал мужчина, поднимаясь на ноги. Рядом с ним у обочины дороги стояла запряженная в повозку лошадь, - вы погубите образцы дикой флоры.
- Простите, - сказал Илья.
- Как вас зовут, молодой человек?
- Илья.
- Илья, а дальше?..
- Илья Мицуковский.
- Поляк?
- Нет, я эму, - ответил Илья.
- Странно. А я - поляк, и горжусь этим. Моё имя, - странник поклонился, - Павел Стршлецки. Я здесь уже два года, обошёл всю Австралию, и Тасманию тоже. Знаете, Илья, сколько неизвестных в Европе растений тут произрастают? Вот, смотрите, - он наклонился к жёлтому цветку у дороги, - это горный лютик, на латыни Rennunculus gunnianus.
- На куриную слепоту похожий, - наклонился над цветком Илья.
- Вы находите? А вон та густая поросль вдалеке, такие белые звездочки, это ковровый вереск, или Pentachondra pumila.
- Очень красивый, - кивнул Илья.
Странник засиял, будто тот похвалил его самого.
- А что вы скажете о тех махровых ромашках, с листьями, будто покрытыми инеем?
- Они не покрыты никаким инеем, - насупился Илья, - я их трогал.
- А, значит, вы любите всё проверять? Из вас может получиться учёный, молодой человек. Не оставляйте своего увлечения, исследуйте природу. А ромашки эти - растение уникальное, встречается только здесь, в Снежных горах. Понимаете, молодой человек?
Илья кивнул.
- Да, конечно. Вы простите меня, пожалуйста. Я пойду, мне срочно в лагерь надо.
- Ну, если срочно, тогда давайте я вас подвезу, - предложил учёный.
Лошадь скосила на них осененный ресницами глаз, когда они залезали в повозку, и покорно зашагала вперёд.
- А вы давно тут ходите? - спросил Илья. - Я имею в виду, по этим горам.
- Достаточно, чтобы дать им имена и нарисовать карту. Знаешь, как я назову вон ту гору? - он показал на вершину, с которой только что спустился Илья, - гора Костюшко. По имени народного героя Польши. Он боролся за справедливость и независимость, ему поэты стихи посвящали!
Он вытянул руку и принялся декламировать:
            Костюшко! Меж прославленных имен,
            Как дум высоких нива золотая,
            Блестит твое, гармониями рая.
            Хоралом сфер земной тревожа сон...
Вам нравится?
- Да, - кивнул мальчик.
- Кстати, - спохватился путешественник, - я ведь немного знаю польскую историю и польские фамилии. Был такой Павел Мицуковски, отличившийся во времена короля Сигизмунда. Вы посмотрите в архивах, или у родителей спросите, не ваш ли это предок?
- Интересный у меня сегодня день! - удивился Илья. - Столько новых родственников! И эму, и польские дворяне!
- Надо знать свои корни, а иногда невредно и выпускать новые, - усмехнулся странник. - Ну что, это ваш лагерь?
Узкую грунтовую дорожку, по которой они ехали, преграждал столб, а за ним в поперечном направлении шла уже асфальтовая дорога.
Илья соскочил с повозки:
- Да, вон Павел с Сергеем у машины возятся!
Он побежал к машине, но у столба остановился, вспомнив, что даже не поблагодарил путешественника. Но на дороге никого не было - ни странника, ни его грустной лошади. Илья махнул рукой и помчался вниз.
- Скорее, скорее! - кричал он на бегу. - Они там замерзают, а ещё снег из тучи пойдёт!
- Снег тут, посреди лета - это вряд ли, - поднялся ему навстречу Павел.
- Надо вызывать спасателей! Вертолёт!
- Никаких вертолётов! - перебил Сергей, - Это долго и дорого. Вот что можно сделать: давай на нашей машине за ними съездим. Мы ж шли там, дорога широкая, колея протоптанная.
- Да, только посреди дороги столб - запирает проезд от таких, как мы, любителей покататься.
- Ерунда, - махнул рукой Сергей, - где наша не пропадала!
- Ну, машина твоя, тебе виднее, - согласился Паша.
Они подъехали к столбу, и Илья испугался - слева от узкой, в одну колею, дороги поднималась гора, справа далеко вниз, к ручейку Сноуи Ривер, спускался склон. Столб был вбит ровно посередине. Места, чтоб проехала машина, не было. Но Павел уже убрал несколько камней со склона и махнул Сергею, остававшемуся за рулём.
- Давай, слева объезжай! - скомандовал он. - Чуть-чуть левее, так, так, давай.
И Сергей поехал: проник за столб бампером, капотом, корпусом, и - забуксовал в дорожной гальке.
- А ну, - бросил Павел Илье, не отрывая взгляда от дороги, - подтолкни!
Мальчик бросился к машине, а Павел продолжал командовать:
- Правее чуть возьми! Так!
Сергей жал на газ, Илья толкал, и машина тронулась с места.
- Молодцы. А теперь левее, - показал Павел, - так, так, так - прошла, голубушка!
- Ура! Проехала! - закричал Илья.
Он не мог прийти в себя от изумления.
- Ну, что стоишь? Садись! - Сергей распахнул дверцу. - Поехали!
Машина шла медленно, слишком медленно, казалось Илье, она виляла над обрывом, а сверху, из потемневшего неба в лобовое стекло уже летели первые крупные снежинки и - взмывали вверх перед теплым корпусом.
Илья поглядел в окно, вниз, где чернела змейка реки, и схватился за сиденье:
- Ой, как высоко! Быстро мы едем?
- Сорок кэ-мэ, быстрее не могу. Ну, минут за пятнадцать до верха доберемся, нормально?
Камень вылетел из-под колеса, стукнул в днище машины, потом другой, и они стали скрести дном по дороге. Сергей остановился.
- Выйди-ка, тут налегке надо проехать.
- Конечно! Подтолкнуть?
- Не стоит, по насыпи осторожно надо, тихонько.
Илья побежал за медленно двигающимся автомобилем.
- Всё, садись. - притормозил Сергей. - Ещё пара километров, и мы у вершины.
Дорога уже отошла от обрыва и петляла по каменному плоскогорью. Снег покрывал кусты и траву пушистыми платками. Это было бы красиво, и Илья точно ахнул бы от восторга, если бы не беспокоился за родных.
- Э-эй! - услышал вдруг мальчик.
Кто-то бежал со стороны маленького домика в стороне от дороги.
- Мама! - закричал Илья.
- Стойте, остановитесь, мы тут! - кричала мама. Она бежала им наперерез, и её волосы развевались на ветру, как крылья большой черной птицы. - Мы здесь, в домике!
Сергей нажал на тормоз, и Илья выскользнул из машины ещё до того, как она остановилась. Снег закружился у его лица, как рой белых мотыльков.
- А где Катя? Вы замерзли? Папа...
- Мы спрятались в домике, когда пошёл снег. Спасибо тем, кто построил здесь приют. Мы замерзли бы, если б не эта сторожка, - мама передёрнула плечами.
Катя с папой бежали из домика.
- Залезайте скорее. Буря идёт, - сказал Сергей. - Как вы, до вершины-то дошли?
- А как же! Катерина молодец, весь путь до вершины сама прошла, только на обратной дороге к папе на плечи залезла.
- Не замерзли?
- Замерзли, конечно. Папа отдал свою куртку мне, а водолазку Кате, и сам шёл в одной майке. Но потом стало ещё холоднее...
- Ну ладно тебе, - сказал папа, залезая с ребёнком в машину, - всё хорошо, что хорошо кончается. Поехали?
Сергей кивнул.
- Ах, - сказала мама, когда Катя, уткнувшись в её плечо, мгновенно заснула. - Это же настоящая рождественская история. Чудесное спасение замерзающей девочки. Ну, и её родителей.
- Ты молодец, сын, - сказал отец, обернувшись к Илье, - мужчина.
- Папа, а правда, что мы происходим из старинного польского рода, и наш предок воевал вместе с королём Сигизмундом?
- Вернёмся домой, я всё тебе расскажу, - пообещал отец.
- Ой, смотрите, - воскликнула мама. - Впервые вижу такое чудо: радуга посреди тучи, и град из неё идёт, как драгоценные камни сыплются.
Все смотрели как заворожённые. Усыпанная снегом равнина светилась под сияющей радугой, как волшебный сад. В глубине гор между дальними вершинами зародился глубокий протяжный звук, словно кто-то дул в большую трубу:
- У-у-у...
Илья глубоко вздохнул.
- Ой, какой ветер, - поёжилась мама, - ну, поехали.
Сергей нажал на газ, и машина медленно тронулась с места. Илья смотрел назад, на блестки, падающие из радуги, пока они не пропали за поворотом дороги.
Но даже тогда за рёвом мотора продолжало звучать гудение трубы Байаме: "У-у-у...", как прощание, и как приглашение возвращаться вновь - всегда, когда ему это будет нужно. Илья сел ровно. Он старался не плакать, ведь он теперь был взрослым.