поставить закладку |
|
стороны света №6 | текущий номер | союз и |
Светлана КАВЕРИНА |
Фотографии Константина ДОНИНА |
БРОМПОРТРЕТ (ТЫ) |
|
|
где мое счастье, че, в каком городе, на мосту чьего имени размахивает руками, зовет, мол, вот я, иди ко мне, спотыкайся, чертыхайся на одиноком языке, теряй собственные следы, растопыривай мне объятия и я войду в них, как женские плечи в рукава шубы, лиловый негр, че, в бананово-лимонном бланманже |
|
Когда ты засыпаешь, ты выгибаешься в меня, втираешь cвою кожу в мою, сворачиваешься калачиком с корицей, и я ровно дугой себя и ощущаю, замыкающей тебя дугой, ближней окну. Что мне делать с твоим беспамятством и как угадать, что тебе снится, не я ведь, не ты сама, и значит нас нет, с незавидной регулярностью исчезаем, вытираемся до подпалин, и волосы мира продолжают шевелиться без нас. До самого утра, когда непрояснимым чудом мы опять находим друг друга: короткая вспышка неузнавания в глазах, но щелкает затвор памяти и - доброе утро, волосок, welcome back. И с того же места, на котором расстались, с прачечного вот этого моста - зубная паста, пустотелые круассаны, поиски бежавшего чулка, и поливальные машины с опцией радуги. Как всегда ты находишь на улице монетку, суешь ее в автомат, пачкаешься шоколадом, никак не веришь, что какао-кровную свою долю я добровольно отдаю тебе. А в кинотеатре тебе не нужно переводить, фильм знаком, как последнее дыхание глотке. И сидеть бы мне тут счастливым дураком, напоминать улыбкой взрезанный стул, пересвистываться с Жан-Полем на экране, так нет же. Закусываю губу, как лошадь удила, до первой крови. |
|
- А ты любил бы меня, если бы у меня было три ноги? - Любил бы. - А если бы пять? - Тоже. - А почему? - Люблю все нечетное. И еще дурочек. Ты дурочка, знаешь? - А почему? - Хочешь, я куплю тебе книгу для четырехлетних? Там про все почему. - Нет, не хочу, нет. Я хочу картину Шагала. Купи мне картину Шагала. Такую, с девочкой. Или открытку. - С какой девочкой? - Ну, с козой. - Открытка с козой. Осталось два желания. - Ты не предупредил! - У меня проблемы с артикуляцией. Как у всякой золотой рыбы. - Тогда я хочу... вот: подари мне то, сама не знаю что. - Нет ничего проще. Подарю тебе твою фотографию. Ты там похожа на чучело. Раньше боялся показывать. - Сом проклятый! - Ты поосторожней там, помни про разбитое корыто. - А вот назло теперь не стану ничего заказывать. И ты лопнешь от нерастраченной щедрости! - Вот и лопну. Делов-то. - А как же я? - Что как? - Ну все. Ты лопнешь, а я даже вдовой не буду считаться. Это по-твоему справедливо? - Ах вот ты о чем. - Нет, я про другое. Кто мне будет чесать ручки, чтобы я проснулась? И кого мне тогда винить во всех грехах? - Так и быть, укажу пару имен в завещании. - А как же ты без меня? - Я без тебя никак. Иди ко мне. Я твое третье желанье. - Первое. |
|
И как бы я хотел, чтобы все было просто, чтобы не искажался замысел, и на все твои вопросы не знать ответов, только горло все пересыхает, пергаментный листик, и где-то в средине меня, понад желудком и пониже сердца, вымывается воронка, красней фильтра, и в концентрические круги, расходящиеся на крови, впадаешь ты, и начинаешь вращаться с все большей скоростью, и падаешь, падаешь, и не ухватить, и как ухватишь, и я только могу, что в страхе наблюдать, как уносит тебя на самое мое донышко. И самое, в общем, жуткое, когда я гляжу на тебя, поперек воли впадающую в мое устье, видеть улыбку на размывающемся лице, закрытые глаза, блаженную судорогу, и не уметь предупредить - это ведь почти смерть, не уметь объяснить - я не хочу, чтобы ты умирала, я не хочу, чтобы ты не заметила, как умерла. И все время в последний момент ты выскальзываешь из воронки, не заподозрив, как глубоко уже оказалась, как невозможно было тебя оттуда извлечь, и предлагаешь сходить в кино, или надраться до мефистофелей, или сделать мне массаж пуантами, в которые ты зачем-то вцепилась в невозможной лавке вчера. И я поднимаюсь как ни в чем не бывало, поднимаю на руки тебя, и только страх, что поймешь, как близко было пропáсть, удерживает меня, чтобы не убаюкать тебя на груди, как будто бы я твоя мать, а не наоборот, как ты смешно иногда полагаешь, не зная, что я догадываюсь об этом по одному лишь несусветному выражению твоих губ. |
|
Мыслить о тебе в хронологическом беспорядке: ты со мной, ты до встречи со мной, ты, когда меня с тобой не будет. Все равно, что в утробе постели вспоминать случившееся до собственного рождения, а потом расковыривать заусеницу своей смерти. |
|
А ты улыбаешься. Ты так улыбаешься. И мое сердце летит к глотке, вырывается наружу хрипловатым смешком. Мне странно, что вместо этого оно не падает у меня изо рта, что ты не можешь взять его на руки, понянчить и отложить в сторону. Мне нечем тебя потешить. И я развожу руки, а ты, неверно угадав движение, подставляешь под них свои плечи. Шепчешь мне в угол рта глупости, щекочешь ладони, вырываешься, прячешься на защелку, возвращаешься. |
|
Я решил писать к тебе на почтовых открытках. Размечать заметками шелковичный мой, тутовый путь. Ценность их сильно декоративна - тебе, скучающей на оставленном берегу, будет чем занять воображение. Будешь перекатывать под закрытым веком дали и невидали, встреченные мной в дороге. Если, конечно, из меня выйдет хотя бы 1/1001 шахерезады. Но вряд ли выйдет. И все равно, поехали? |
|
Счастье на ощупь как озноб гусиная кожа лебединая песенка на вкус разгрызть лед из мятного коктейля съесть травинку на запах захоженный снег пунктиром птичьих лапок на слух колокольный звон раннее утро на глаз рябь голубая вода |
|
Хорошо, что мы отираемся на этих окраинах, на других наверное не сложились бы, в геометрическое, в равнобедренное, подкрепленное теоремами, до нас доказанными. И каждый камень здесь, и каждый завиток на лестницах парадных, и каждый плеск со дна луж. Всюду ты. Во всем, на что я наскакиваю, к чему волочусь. Город следует переименовать твоим именем, прекратить морочить головы жителям. Только так задуманное кувыркается на ноги, становится на отведенное место. Не могу же я один видеть, для чего все это, одному мне не вынести такой осведомленности. Мне ее слишком много, мне хотелось бы разделить ее, на мириады знающих, что вот этот дом - это рука, которую ты тянешь с подушки, а эта лавка - угол между твоим носом и перекладиной солнечных очков. Что церкви звонят твоим голосом, нищие смотрят как ты обидившись, все рисунки на сувенирных лотках - оттиски с дробно выбранных фрагментов твоей спины. |
|
Ущипните меня побольней. Я вижу нелепый сон. Он мучит меня. Больше того, я принимаю его за чистую монету. |
|
А у меня есть жена, смешная история. Она тонка в кости, нежна, у нее золотистые глаза и маленькая дочь. Она сидит на кухне в заснеженном спящем районе. |
|
Ты пытаешься разобрать Times New Roman 12, который пробивается из-под снега так далеко отсюда. Некоторые предложения видны неотчетливо. Ты читаешь: "было бы проще, если <нрзб> нами". Тебе нечего противопоставить ее буквам. Разве что свои. Ты можешь только родить сына и уйти от меня. Начинать ему письма всегда такими словами: "Ты по-прежнему не хочешь разговаривать со мной, и я тебя хорошо понимаю, но пожалей меня". И заканчивать тоже одинаково: "другого выбора. Когда двое любят друг друга, они уверены, что имеют на это право. Но это не так. Это совсем не так. Влюбленные ненатуральны, им нет места в природе. Они слишком счастливы, чтобы завести ребенка. Или пожалеть женщину, которая вот-вот съест невкусного варенья из облепихи. Если бы я вовремя не поняла этого, у меня не было бы тебя, чесночной долечки. Когда-нибудь тебе будет столько лет, сколько мне сейчас. У тебя будет бородка короткой шерсти, и ты будешь думать, что когда двое любят друг друга, они уверены, что имеют на это право, но это не так". |
© Copyright Светлана Каверина, Константин Донин Републикация в любых СМИ без предварительного согласования с авторами запрещена. |
© Copyright журнал "Стороны света" При перепечатке материала в любых СМИ требуется ссылка на источник. |
|