Мэтр - это тот, кто берёт на себя инициативу
Бытует мнение о непереводимости поэзии.
Пастернак написал своего Шекспира, а Лозинский - личного Данте.
Нéкогда мне довелось писать статью, в которой разбирались достоинства 700-страничного тома переводов Джулиана Генри Лоуэнфельда (Julian Henry Lowenfeld)5 из Александра Сергеевича Пушкина.
Неизвестно, выставлен ли этот том в сети (вряд ли), но статья эта четырёхлетней давности (по нашим временам, четырёхкратной древности) была заказана газетой "Новое Русское Слово", чья еженедельная литературная страничка в сети также отсутствует. Так что здесь всё справедливо.
Я тогда обрадовался редкой возможности порассуждать о мифологии истинного сподвижничества, побеседовать о титанах и героях.
Приведу здесь несколько, на мой взгляд, удачно переведённых строк, схваченных Джулианом Генри Лоуэнфельдом на лету и попавшихся мне, по этой причине, на глаза. Судите сами:
Во глубине сибирских руд
Deep in your dark Siberian mine
Несчастью верная сестра
Misfortune's loyal sister, Hope
Я думал, сердце позабыло
I thought my heart had long forgotten
Роняет лес багряный свой убор
The forest casts its scarlet garments off
Лишь я, таинственный певец,
And only I, mysterious bard,
На берег выброшен грозою
Was cast ashore by storm and lighting
В качестве удачных я отобрал тогда именно эти примеры. Не только ритм, смысловые оттенки показались мне едва ли не буквально сопуствующими оригиналу, не только количество слогов и расстановка сильных ударений, что, в общем, не характерно для английского перевода, но сохранена сама тональность стиха, в немалой степени за счет экономии на предлогах, междометиях и словах-связках, свойственной энергоемкости пушкинского стиля.
Конечно, хотелось бы добавить сюда пару блестящих образцов поэзии условно непереводимой из "Онегина", как то "Лесов таинственная сень..." или "Стоит Истомина...". Увы, эти строфы не вошли в книгу. Из романа выбрана сюжетная часть, и перевод этой части, в целом, - не лучший в книге. В качестве иллюстрации можно привести следующий далеко не развязанный узел:
Дни мчались; в воздухе нагретом
Time raced, and soon the air was thawing
уж разрешалася зима;
And melting sullen wintertime.
И он не сделался поэтом,
And he did not become a poet,
Не умер, не сошел с ума.
Or die, and didn't lose his mind.
Пушкин отсюда ушёл, так и не дождавшись Лоуэнфельда. Остался выверенный подстрочник. Непростое и важное дело.
Что до публикуемого подстрочника к "Элегии" Тикборна, то строка "My glass is full, and now my glass is run" повествует не столько об опустевшем стакане, сколько о песочных часах, бывших в то время предметом вполне бытовым, почему мы и читаем не hourglass, а просто glass. Пили тогда из глиняных кружек - стаканов ещё не было.
Тут, кажется, можно, наконец, отвлечься от темы, предположив для порядка, что перевод Пушкина на английский и, скажем, Чидиока Тикборна на русский - процессы сходные, без принципиальных различий. Ну, получилось что-то у Лоуэнфельда лучше, что-то хуже.
Вернёмся к сухой теории.
Хорошо и важно именно то, что Пастернак написал своего Шекспира.
Если бы он написал шекспировского Шекспира, это было бы плохо, противоестественно. Потому, что шекспировский Шекспир уже есть.
Мало того, что тысячи русских людей пишут по-русски пушкинского Пушкина, или тарковского Тарковского, - простите мне невольную тавтологию.
Что ж, я хочу читать одного по-английски, где слова вырваны из языковой плоти с мясом и кровью, а другого - по русски, пастернаковского, ибо мне близка и эта интонация, присущая только Пастернаку, и я люблю эту интонацию.
Без своей собственной, выраженной интонации поэта нет. Потому, что стихотворение ничего не сообщает, кроме этих отпечатков пальцев, выводящих поэта и читателя на чистую воду.
Стихотворение болезненно и с недоверием относится к глубоким, важным мыслям, не говоря уж о чувствах высоких. Его выхолащивает выраженное намерение, уводящее в смысл. Cколько их кануло в лету, сведя на нет бесплодные усилия серьёзных намерений, тонких рифм, точных мыслей и воли к свершению.
Прежде, да и сейчас можно услышать о стихотворении, что оно есть не что иное, как свидетельство. Свидетельство о мире, о жизни, душе.
Когда это так, то свидетельство перед кем, если Бог всеведущ? Кому посылается эта весть, если поэт - атеист? Гордыне ремесла, читай: товарищу потомку?
Тютчев писал: тому, чьё сочувствие нам "даётся, как нам даётся благодать". Кто знает и чувствует то же, но не умел так сказать.
Стихи, на мой взгляд, - уникальное свидетельство о таковой сказанности.
Одна у нас в деревне мглистой
Соседка древняя жива.
И на лице её землистом
Растёт какая-то трава.6
Откуда появился изумительный аккорд этой строфы, и почему его не было до того, как он был взят, если кажется естественным, что он был всегда?7
Язык обладает безмерной силой, его энергетика уникальна. Строфа переламывает его, как хлеб, строчка расщепляет его ядро на стыках слов и высвобождает скрытую энергию языка мгновенно.
Два слова, неожиданно, бесстыдно, вне всяких правил вставшие рядом, способны потрясти человека.
Малая часть этой энергии в состоянии пронизать, пересоздать его, исподволь изменить его жизнь, продлить в новое качество.
Если сознание - среда, обладающая некой вязкостью, инертностью, то энергия сообщаемого, попадая в это сознание, преломляется, как световой луч в воде.
В поэзии угол преломления отсутствует.
Кажется, у Антонио Мачадо есть небольшое стихотворение, которое в моём пересказе выглядит здесь так: положи стихотворение на ладонь, вынеси на сильный ветер, пусть из него выдует ритм, рифмы, чувства, мысли, строки, слова, образы. Что останется - и есть поэзия.
Искусство поэтического перевода невозможно настолько, насколько стихотворение нельзя придумать.
Поэзия, однако, существует, и переводчику остаётся высвободить силу оригинала, его энергию, на родном для него, переводчика, языке, в своей интонации. Неважно, о стакане речь, или о песочных часах.
Поэт и переводчик Антон Нестеров пишет: "Перевод <...> совершается не с языка на язык, а с опыта автора на опыт переводчика <…> с литературы на литературу, с одной жизни на другую. И это не только знания: оперативный массив задействованной информации, прослушанный университетский курс, прочитанное по истории культуры. Это - память тела, физическая проверка точности ощущений для каждой фразы - тактильностью, нервами".8
Вот что писал Борис Леонидович Пастернак: "Переводы либо не имеют никакого смысла, либо их связь с оригиналами должна быть более тесною, чем принято. Соответствияе текста - связь слишком слабая, чтобы обеспечить переводу целесообразность. Такие переводы не оправдывают обещания. Их бледные пересказы не дают понятия о главной стороне предмета, который они берутся отражать, - о его силе. Для того, чтобы перевод достигал цели, он должен быть связан с подлинником более действительной зависимостью. Отношение между подлинником и переводом должно быть отношением основания и производного <...> Перевод должен исходить от автора, испытавшего воздействие подлинника задолго до своего труда".
"Переводы мыслимы, потому что в идеале и они должны быть художественными произведениями и, при общности текста, становиться вровень с оригиналами своей собственной неповторимостью".
"...переводы - не способ ознакомления с отдельными произведениями, а средство векового общения культур и народов". 9
Что до меня, то мне не удался перевод элегии Тикборна задолго до того, как я вознамерился за него взяться: эти стихи не переводятся с жизни автора на мою.
То, что написалось, написано по мотивам:
Люби свой шаг и веку не перечь.
Любая ноша - благо. На любой
из языков растапливают речь.
Любой дорогой гонят на убой.
И странник - разве отсвет одного
из всполохов. Он есть - и нет его.
Люби свой путь, поскольку не дано
иного, ибо цель его - в тебе:
гляди, как головнёй обведено
его пространство в сумерках, теперь
вглядись в него, покуда в молоко
душа ложится, тут недалеко.
Ибо сегодня нет тебя затем,
что завтра будешь. Ибо твой стакан
затем и пуст, что не готов задел.
За шагом шаг доверившись стопам,
восходишь, горную защёлкнув цепь
на щиколотке, в свой исток и цель.
__________________________________________________________
1 Транскрипция автора (прим. ред.)
2 Публиеуемые на этой странице переводы выполнены без использования данного подстрочника (прим. ред.)
3Уна и Иван Виноградовы родились в Перу в семье потомков народовольцев; получили филологическое и естественнонаучное образование в Университете Лимы. Работают на научной станции в окрестностях Кито (Эквадор). Авторы книги о народовольческом движении в России и научных трудов по вулканологии Анд. Переводят русскую поэзию на испанский язык и кичуа.
4Сергей Юдович родился в Москве в 1965 г. Окончил Училище им. Октябрьской революции по классу флейты. Живет в г.Виктория в Британской Колумбии (Канада). Дает уроки музыки и плаванья, играет в джаз-клубах. Первая публикация поэтического перевода.
5 "My talisman". Green Lamp Press, NY 2003.
6 Николай Рубцов. "Уже деревня вся в тени..."
7 Всегда мне слышалось в этой строфе не "жива", а "жила".
Одна у нас в деревне мглистой
Соседка древняя жила.
И на лице её землистом
Растёт какая-то трава.
Меня ничуть не смущало, что "жила - трава" - не зрелая рифма (а ведь это мужская рифма). Более того, я уверен, что очевидная детскость этой рифмы прямо ложится в Рубцовское интонирование, в этот его вариант "неслыханной простоты". Принимаясь за эссе, я потрудился проверить точность цитирования и был раздосадован, увидев, что не "жила", а "жива". Я дословно на Рубцова обиделся, решив, что ради соблюдения формальной рифмовки он пожертвовал бóльшей глубиной, раскрывающейся в четверостишьи.
8Антон Нестеров. "Crash-test: Трудности перевода, или в поисках утраченного времени".
Стороны света №4 (http://www.stosvet.net/4/nesterov/).
9 Зарубежная поэзия в переводах Б.Л. Пастернака. Сборник.Сост. Е.Б.Пастернак, Е.К.Нестерова. - Москва, Радуга, 1990
|
Tichborne's Elegy
