поставить закладку

 
  стосвет: текущий номергостевая книга | союз и   
Редакторские заметки
СТОСВЕТСКИЕ ПОМЕСТЬЯ: АПОЛОГИЯ СПИЧКИ
Редакция журнала 'Стороны света'версия для печатиИздательство 'Стосвет'


Нынешние времена - не то, чтобы мельче нету, скорее - никакие. Как раз впору романисту.
Большие, значительные эпохи - индивидуальны, лица у них выраженье необщее, они требуют малых, сжатых форм. Я имею в виду огромное со-бытие необщих, разрозненных душ в поисках своего решения. Здесь нужен рассказ, стихотворение, новелла. Ненужность малой формы - очень важная вещь в оценке качества эпохи.
Человек, читающий и перечитывающий рассказ, нуждается в своём времени, имеющем высокую ценность. Это - окопное время, верден, война. Такие времена бескризисны, каждое мгновение на счету перед атакой или бомбовым ударом.
Это, конечно, метафора.
Не метафора - то, что мы живём во внешнем кризисе, в состоянии свободного распыления, эйфорической энтропии. Этому малому времени - около двадцати пяти лет, мало-помалу мы поняли, что пузырь никто не вскроет, будет серьёзный нарыв, произойдёт борьба за власть, за самолюбие, за «местные ценности», за деньги в крупных формах. Вот эта мелкая борьба в крупных формах - и есть роман, крайнее проявление которого - гламур.
Человек не может принять себя не крупным, цивилизация - процесс укрупнения. В такие времена, понимая себя даже в больших своих проявлениях малым, человек нуждается в сторонней поддержке крупных форм.
Бальзак, Драйзер, Толстой писали и читались в малые времена, создававшие уют предчувствия больших событий. Эти работы востребованы не только как балласт, но и как форма "горизонтального" общения, распределения общественной энергетики, ближнего родства. Есть эпохи расширения мнимых, видимых горизонтов. Это – романная "за далью даль". Всё хорошо, повсюду настольная лампа.
Это потом настанут большие времена, времена спичек (если будут спички), малых форм. И «спичка серная меня б согреть могла», разжечь костерок, без которого - смерть в снегах. Малая форма - всегда вертикаль. Ты не можешь сказать большую вещь, используя крупные формы. Это немыслимо. Роман и рассказ - разнонаправленные векторы.
Рассказ сжимается, уходит в ноль. Роман – расширяется в ничто. Ноль и ничто - противоположны. Жизнь - это ноль. Смерть – ничто.
Кризис порождает роман, ничто. Потому, что кризис - это, в пределе , - смерть, отсутствие притока реальности, нескончаемой её радости.
Рассказ стремится к нулю, вселенная событий тут преображается в наготу человека, в ноль, где явствует обнаженная красота как есть. Рассказ, по сути, - доказательство теоремы нуля, он абсолютно личен, в нём личность поднимает голову и говорит: я предельно краток, ибо этого не боюсь.
Я не боюсь смерти, говорит рассказ, любой хороший рассказ. Вот я краток, как жизнь, и потому меня нет, но есть другой рассказ, возможно – мой. Или другой. Но есть. Это может быть другая жизнь, или та же. Неважно. Важно то, что я - рассказ, и я - ниоткуда и никуда, и этого не боюсь, и радуюсь этому, и счастлив. Я собой не опустошён, ибо я - и есть ноль.
Всякий математик знает, что ноль - это сущность, число. Ни один математик не знает, чтó есть ничто. Когда Будда говорит, что абсолют - ничто, убей Будду. Увидишь бодхисатву - убей бодхисатву, говорящего, что ничто - это цель и предел. Убей бодхисатву, который пришёл из Китая и говорит, что ничто (роман, в пределе) - ты и есть, только прошедший свою толику страданий.
Доген и Басё потому и пишут трёх-пятистрочиями, где разве что фраза из романа уместится. Т.е., Доген и Басё говорят: увидишь Будду - убей Будду, убей бодхисатву.
Человек, понимающий, как он мал, ищет крупных форм, он говорит: дай мне Будду, дай бодхисатву.
В своём истинном величии человек ищет форм малых, совокупных его вселенской географии, где малость, малая форма дыхания, дня, ночи, рассказа, эссе.
Крупная величина - самоумаление, исходящее из персонификации себя в божественном. Вот эта крупная величина - и есть роман.
Рассказ заканчивается на подъёме - роман на опустошении. Рассказ себя растит - роман выбывает.
Рассказ - объединённая ценность нулевого снега, нулевого человека, идущего пешком, нулевой мысли ни о чём. Это - ценность совокупных нулей. Роман - совокупное ничто, коллективное ничто долгих малых догм и эпох, убитых на мнимые ценности религии, величия, славы, свершения и торжества. Жить, работая учителем, военным, врачом и т.п., и при этом носить в себе роман во всей его нарастающей совокупности – самоубийство, ибо самоубийство – опосредование жизни и воровство смерти.
Рассказ не может быть задуман, его невозможно носить в себе, ему жизни - день. Он может быть только написан, ибо в ноль, в этот нулевой круг заключено всё человеческое. Роман написан быть не может, ибо не может быть лишён содержания именно романного. Роман может быть только нажит и вложен.




© Copyright: журнал 'Стороны света'. Републикация этого материала требует предварительного согласования с редакцией.
  Яндекс цитирования Rambler's Top100