Памяти Бориса Рыжего                  

Дверь в потолке.

                  «о метафизике
                  и метафизиках..»
                               Б.Рыжий

                  «Небесный мёд почуяв,
                  Цветов забыли дань мы.»
                               Мартинус Нейхоф


Ганновер.

Проклятый грипп! В жаре и духоте,
Еще накрывшись ватным одеялом,
Читать, читать... Философы – все те,
Чьих книжек здесь навалом,
Мечтатели, податели идей,
Герои независимых воззрений.
Совсем как этот.. короля чертей
Из преисподней выманивший гений...
Упорный Фауст, бодрый пешеход!
Куда идешь? Уж города не видно.
Там впереди никто тебя не ждет,
А с полдороги возвращаться стыдно.
Раскинь умом, чтобы понять того,
Кто создал мир и миром управляет.
Ты должен стать величиной с него.
(Чего нам всем как раз и не хватает...)
Вернись домой, cкажи: «Мне скучно без
Живых цветов на влажных луговинах.
Без звонов колокольных, даже без
Окороков в колбасных магазинах,
Без ярмарки зимой под Рождество,
Где всюду продуктовые палатки
Ты сам загадка. Как понять того,
Кому земные радости не сладки?
Что разве мало славы и ума,
И девушки со строгими глазами?
Ох, мало..Мало.. Обступает тьма.
Ты вдаль спешишь. И нет тебя меж нами.


Екатеринбург.

Небосвод уральский влажный,
Дом двенадцатизтажный,
Из окошка вид неважный:
Парк и стройка на углу.
В парке – урки и маньяки.
Из подьезда – вонь клоаки:
«Алконавты» и собаки
Вечно гадят на полу.

Ну и что? Вы это бросьте...
Все же мы не гложем кости!
Все же к нам приходят гости!
И особо по ночам...
Открывают двери сами.
Самодельными ключами
И за лунными лучами
По циклёванным полам...
Входит Шестов в мятой «кипе»
С инвалидною коляской,
А в коляске кто-то Бледный,
Знаменитый и больной...
Шестов говорит поспешно:
«Ах,он болен, зол, конечно!..
Не суди его поспешно.
Ты какой-то сам такой...»
Бьют куранты. Входит банда
Почитателей таланта.
Два каких-то дилетанта,
Кто-то с пивом, со стиха...
Девки прыгают на шею:
«Разводися со своею...»
Бледный в кресле: «Поздравляю!
Обложили, как лоха!»
И опять же, вы не правы
В том, что нет на них управы,
Я их вызвал для забавы,
Ну-ка, встали в хоровод!..
И пошли с носка на пятку!
Ты – юлой! А ты – вприсядку!
Покажи свою тетрадку...
Наша школа, так-то вот!
Утром в доме тихо-тихо,
Спит жена под одеялом,
Над уродливым кварталом
Солнце серое взошло.
Человек идет умыться,
Мылит руки жидким мылом,
Смотрит в зеркало, где Бледный
На него кривится зло.


Письмо.

«Мой добрый Ницше, чем не выход?
Порой болезни и нужда
Так ограничивают выбор,
Что выбрать нечего, тогда...
По эллиптической орбите,
Промчавшись сквозь небытие,
Вернуться «в этом самом виде»
В живое прошлое свое,
Впервые встретить возле дома
Свою красавицу-жену –
Не инженершу из «Газпрома»,
А просто школьницу одну,
В крахмальном фартуке с бантами.
И, одурев от тех бантов,
Под ручку с ней пройтись «с понтами»
Мимо завистливых кентов,
Которые – опять живые – стоят и курят за углом
В «доперестроечной» России
В уютном будущем былом.


Снова Екатеринбург.

А почему тогда он приходил
И мне с такой тоскою говорил,
Что совершил ошибку, обманулся?
«Ну да... Поторопился, совершил
Ошибку. Я бы к вам теперь вернулся,
Когда бы мог». Молчали полчаса.
Тут постучал он пальцем по запястью,
Мол, время, мол, какой-то высшей властью
Отпущен он всего на полчаса.
Звучали в коридоре голоса.
Спросила медсестра: «А Ивановой
Прописан что ли галоперидол?», –
У медсестры другой. А та в столовой
Подносами гремела. – «Ивановой?
Прописан, да...» И тихо он ушел.


Сны

Когда воспомнишь дорогих умерших
И с ними цепь событий безвозвратных,
Годами ищешь к ним путей обратных
В тяжелых снах. Поэтому, во-первых,
Ты пьешь немало дорогих снотворных,
А во-вторых, прилично заливаешь «за воротник».
Напрасно призываешь... Лишь иногда
Цепочка теней черных мелькнет в глазах,
Когда опустишь веки...
Далёкие, родные человеки,
Вернитесь, пожалейте, разделите мою любовь,
Утрите слезы эти!
Когда мы были глупыми, как дети,
Нас призраки загробные пугали.
Мы, трусы, даже не предполагали,
Что будет день, настанет час, когда мы
Любимых призывать из черной ямы
Начнем и обращаться к ним с мольбою,
Чтоб, уходя, забрали нас с собою...
Не забирают. Видно, не желают
Нам зла и сны такие присылают,
Где солнцем ослепительным залиты
Весенний сад, где зеленью увитый
Высокий куст, осыпанный сиренью.
Без тени. Друг! Ты мог хотя бы тенью
Куста в свой сад, по моему хотенью,
Войти в мой сон о дорогих умерших,
В желанный сон, один из самых лучших
И горьких снов.