журнал "Стороны Света" www.stosvet.net

версия для печати  

               

Евгения Риц

МОЯ СТРАНА, ПОКРЫТАЯ ЛЕСАМИ



* * *

Храни нас, некрасивых и немолодых,
В твоих ладонях узловатых
И некрасивых, и немолодых.
Куда мы денемся на запятых
Из виноватых?

На небе – точки, точки и тире,
В воздушном тире,
В праздничном припадке.
Всё плотное, как водится, тебе,
А нам – осадки.

Оса и шмель, и прочая трава –
Что там ещё томится в арсенале?
Храни нас, как предметы и слова,
Под именами.


* * *

Лёд зимой стоял, а летом бежит река,
Так же после то, что бежит – встанет.
А что со мной станет,
Когда меня не станет,
Я не знаю пока.

– Пока, пока, – кричит небо облаку,
Пока то проливается, улетая,
А я иду по земле, по её суховатому облику,
И она подходит мне, как влитая.


* * *

И темнота, плывущая вдоль края
Ещё земли, уже другая,
И дождь другой, и даже дрожь другая,
Ещё дороже, но уже не дорогая.
На самом горизонте догорая
Летит Земля в пространство от земли,
Ещё чуть-чуть, и кажется пора и
Тебе и мне ложиться, как легли.
Легки, легки, но сонный воздух легче,
И подбородок, ищущий плеча,
Ещё не колет, но уже калечит
И прожигает на манер луча.


* * *

Потому что завтра уже июнь,
И деревья, взвившие парики,
И нестойкий мусор стаями по реке,
И какой-то первый теперь тополиный прах –
Жестяное время, сплошной трамвай,
Только свет и держится, недвижим,
Только стрелочник виноват, но прав –
Вон как гонит – вставай, вставай,
А куда мы встанем, когда лежим?


* * *

А он всё знал
И падал в лёгкую,
Как море, пенку,
А рядом время билось о коленку,
И небо билось,
И гудел вокзал;
И города, такие города,
Которых не бывает и в помине,
Куда-то уезжали навсегда
От-
Ныне


* * *

Моя страна, покрытая лесами,
Как здание, покрытое лесами,
В окно щебечет разными листами,
Щекочет голосами.

Я буду плыть за окнами страны,
Как человек, как облако вины,
Я – человек, и в этой мягкой плоти
Иголки и крючки растворены.

Раскрой мне рот пошире, аладдин,
Мой оловянный мальчик, раб сортира,
У здания сжимается квартира,
Кишка прихожей девять на один.


* * *

Бог и Природа дышат ноздря в ноздрю,
Движение останавливается на мосту,
Всё погружается, тонет, снова всплывает, и вот
Это дерево плодоносит и только
На будущий год цветёт.
Это черемуха плодоносит на склоне лет;
И сирень – кто она, дерево или куст?
Ботанический сад расцветает на склоне век,
А зачем, и узнать боюсь.


* * *

Потому что ты сиднем сидишь в темноте,
Как в воде,
Как в нигде
Распускаются пальцы,
Как сад,
Только это не сад,
А другое пространство земных насаждений –
Там, где дышат, пердят,
Там, где воздух и прочих небес звукоряд,
И пушистые корни растений.
Расстегни эту пуговку, кнопку, липучку, замок –
Оно всё поддаётся,
Чего же ты взмок?
Это справа восток,
Это слева восток,
Нам не надо знамений
И знаний, и ног
Не коснётся снаружи чужой потолок.
Потолкуем о том, и о сём, и о всём –
Это сеятель нежный засеял дома,
Значит, вырастет город
И будет страна,
Только это не будет другая страна,
Это будет со всем не страна.


* * *

Кто мой любимый? Никто, никто.
Мой любимый песок и порох, и прочее нет суда.
Над восточными городами восходит то,
Что само по сути восточные города.
Потому что когда поднимаешься над землёй
По старинной башне, и круглые купола,
Только это и будешь вспоминать зимой,
А до этого как жила.
Мы, наверное, тоже бы здесь могли
Постепенно, как восточные города.
Ты выходишь за край пространства, как будто за край земли,
Потому что пространство – это и запахи, и вода.


* * *

У всех этих мальчиков у бассейна
Такие тонкие кисти ног,
И пока всё, что посеяно,
Собирает Бог,
Они пишут по плиткам и по газону,
И брызги, и жёлто-зелёный свет;
И так здесь все четыре сезона,
Не исключая пятый, которого нет.
Если я когда-нибудь в жизни буду
Жить у большой воды,
Забери меня отовсюду,
Собирая меня повсюду,
Незаметную, как следы.


* * *

И ты слушаешь, как что-то щёлкает в голове себя,
И начинается не музыка, но музыка,
И всё плывёт, но пока любя,
Говоря иначе, бережно, безъязыко.
Всё пространство – ворох, перина, мех,
Говори иначе, синева и зелень,
Наугад выбирая верную из примет,
В глубине земли глядишь и окажешься безземелен.
Но пока оно качается и плывёт,
И ни маятник, никакая другая стрелка,
И в зобу дыхание, и других забот
Наугад руки замедленная пристрелка.


* * *

Написала бы ты мне хоть что-нибудь,
Хоть какую траву или ртуть,
Потому что мне её греть,
Мне её говорить,
Мимо самого рта спугнуть.
Поле брани, нива шёпота или какой молвы,
И какие ещё хлеба?
Так мы ехали. Мимо окон глазели лбы,
И рука, стирающая со лба
Не испарину, но какой-то внешний, не влажный, след,
Так старалась, как нету других услад,
Ни других обид,
Только этот сад,
Этот стандартный вид.


* * *

Говорит, вот здесь какая штука,
Пособи, мол, сделай меня живой,
И мечется, как очаг и сука,
Над головой.
А я такого маленького размера,
Меня не больше, чем пальцев одной руки,
Этой мелочи хватит для сдачи или размена,
Но голос, запахи, позвонки –
Посчитай их все до седьмого пота,
До не бывшего, то есть восьмого, дня,
И как снег на Якова, как ягода на болото,
И так далее не видна,
Как сбиваясь со счёта в грудной коморке,
Как сама грудная, а ведь в чём-то даже и не жива,
Изнутри, как катышки, жёванные комочки,
Забывается в новые существа.


* * *

Историк читает новейшее время,
Дрожащие стёкла в твердеющей раме.
Ты выйдешь на улицу. Выдохнешь. Время
Останется. Ты не останешься. А под ногами
Октябрь, девяносто четвёртый и пятый.
Мычит МММ, дребезжит M&M’s;
Уже не отечества дым сладковатый
И мокрые листья срываются с мест.